Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим

Своими корнями современные евангелистские движения восходят к появившейся на заре XX века негритянской миссионерской организации с названием “Азуза”, приверженцы которой делали упор на молитву о пробуждении и ожидание даров Духа Святого, как в день Пятидесятницы. Возникшее движение пятидесятничества охватывает широкий круг крупных конфессий и независимых поместных церквей, разделяющих ряд основных представлений о личном искуплении индивида (через рождение заново). Но независимые церкви, собиравшие миллионы приверженцев и ставшие, таким образом, серьезной социальнополитической силой в США, Бразилии, Нигерии и многих других странах, – это не только пятидесятники: есть и другие разновидности евангельских и “харизматических” групп. Ни в одной из них не обходится без самозваного пророка или апостола, но это не мешает им оперативно образовывать собственные отделения и иерархии. Многие проповедуют так называемое евангелие преуспевания, согласно которому Бог приветствует накопление богатства в этой жизни, а материальные пожертвования в пользу церкви будут вознаграждаться процветанием и чудесами. И правда, в ходе недавно проводимого Pew Global Attitudes исследования религиозных настроений в США, где в настоящее время в основе 50 из 260 крупнейших церквей лежит идея процветания, 73 % всех верующих латиноамериканцев согласились с утверждением, что “Бог награждает финансовым преуспеянием каждого верующего, чья вера достаточно сильна”{312}.

Шествие пятидесятников и харизматических христианских церквей, причем не только по тем странам, где преобладают католики или протестанты, приобрело ошеломляющий размах. Оценки этого явления разнятся, отчасти из-за размытости терминов и границ, но их влияние не вызывает никаких сомнений. Согласно оценке Pew Global Attitudes за 2006 год, доля “возрожденцев” – как пятидесятников, так и харизматов – составляет 11 % в Южной Корее, 23 % в США, 26 % в Нигерии, 30 % в Чили, 34 % в ЮАР, 44 % на Филиппинах, 49 % в Бразилии, 56 % в Кении и 60 % в Гватемале{313}. Даже в “нехристианской” Индии возрожденцы составляют 5 % населения; иначе говоря, в Индии проживает более 50 миллионов пятидесятников и харизматов, а в Китае, по некоторым оценкам, их больше как минимум вдвое. Многие возрожденческие церкви – только для местного населения, с крохотными приходами, такие часто встречаются в иммигрантских и черных кварталах больших американских городов. Другие же отпочковались от больших организаций с сотнями представительств и зарубежным присутствием.

Хотя первые пятидесятники и появились в США, американские миссии типа “Ассамблей Бога” уже не так быстро распространяются по миру. Сегодня крупными странами-экспортерами на рынке спасения души являются Бразилия и Нигерия. Вселенская церковь Царства Божия, основанная в Рио-де-Жанейро в 1977 году пастором Эдиром Маседо, сегодня в одной только Бразилии насчитывает пять тысяч представительств. В 1986 году она добралась до США, а сегодня присутствует почти во всех странах мира. Один из последних планов, одобренный правительством Бразилии, это строительство в Сан-Паулу грандиозной церкви, вмещающей 10 тысяч человек и равной по высоте 18-этажному зданию, созданной по образу и подобию храма Соломона. “Можете не сомневаться, мы потратим кучу денег”, – заявил Маседо{314}.

Другая крупная бразильская организация – Церковь возрождения во Христе – была основана в 1986 году супружеской парой, известной как апостол Эстевам и епископесса Сони. У этой церкви есть свои газеты, радиостанции, телеканал. В 2005 году она финансировала только что созданную Республиканскую партию Бразилии, которая на выборах 2006 года объединилась в коалицию с Партией трудящихся, которую возглавлял президент Бразилии Лула да Силва. И еще одна бразильская церковь возникла как результат прозрения серфингиста и бывшего наркомана по имени Риналдо Перейра. За временной отрезок в десять лет его Bola de Neve (по-португальски “снежный ком”) открыла более ста отделений по несколько тысяч членов в каждом. Вполне подходящее название для массовой, стремительно обрастающей поклонниками евангелистской церкви{315}.

Тем временем нигерийская Искупленная христианская церковь Божья, основанная в Лагосе в 1952 году, но реально начавшая свое шествие по миру в начале 1980-х, действует в сотне стран. Ежегодное молитвенное собрание, проводимое церковью в “Лагере искупления”, расположенном вдоль трассы Лагос – Ибадан, собирает около миллиона ее почитателей. По утверждениям представителей церкви, в США на сегодняшний день насчитывается порядка трехсот приходов, объединяющих 15 тысяч прихожан, и эти цифры продолжают расти.

Точно в фарватере новоявленных лидеров транснационального духовного рынка движутся и многие другие церкви – божественное следствие революции множества, мобильности и ментальности{316}. В реальности же 2,2 миллиарда всех христиан так рассеяны по планете, что, как гласит один из последних отчетов Pew Global Attitudes, “ни один континент или регион не сможет безапелляционно утверждать, что он – центр мирового христианства”{317}. Например, доля христиан в населении тропической Африки возросла с 9 % в 1910 году до 63 % столетие спустя{318}. Вот и революция мобильности: в 2010 году христиане составляли почти половину из всех 214 миллионов мировых мигрантов, что создавало новые возможности для распространения веры, причем даже в местах, недосягаемых для централизованной религиозной власти{319}.

Как я уже говорил, обсуждая в предыдущих главах появление микровласти, дело не в том, что эти новые претенденты начнут теснить мегаигроков. А в том, что они будут лишать их вариантов выбора, которые в прошлом воспринимались крупными игроками как должное. Например, новые харизматические церкви не стремятся выбить почву из-под ног Ватикана или англиканской церкви. Но сужать коридор их возможностей и ослаблять их власть они будут.

Успех новых конфессий неизбежно наносит удар по основным протестантским группам, таким как англикане и лютеране, но более всего – по католической церкви. Еще несколько десятилетий назад основными проблемами Ватикана были постепенное обмирщение Европы и стареющее священство. Это были серьезные проблемы, и церковь стремилась идти в ногу со временем. Так, среди решений Второго Ватиканского собора было требование вести мессу не на латыни, а на языках тех стран, где проводится богослужение. И в то же время Ватикан оказался совсем не готов к соперничеству со стороны пятидесятников и харизматических церквей, причем не только на задворках своей власти, но и в той же Латинской Америке, долгое время считавшейся оплотом католичества. Уже в 1970-х и 1980-х годах церковь столкнулась с внутренним инакомыслием, когда в Бразилии и прочих странах континента зародилась теология освобождения. В наши дни угроза со стороны теологии освобождения ослабла, не в последнюю очередь благодаря демократизации региона в целом{320}. Однако распространение новых конфессий и большая активность возрожденческих религиозных организаций (больше людей посещают церковные службы, которые стали длиннее, и все больше аспектов их жизни приводится в соответствие с церковными требованиями) исподволь разрушают влияние всесильной когда-то католической церкви. “Если церковь не изменит своей централизованной структуры и властного тона своих посланий, то за каких-нибудь пятнадцать лет в Латинской Америке ее ждет полный крах”, – так оценил ее перспективы Элио Масферрер, председатель Латиноамериканской ассоциации религиоведения{321}.

Ученые и аналитики не спешили принимать во внимание масштаб тенденции. Возможно, им мешала легкомысленная вера в то, что культ пятидесятников – не что иное, как чудачество или экзотика. Но теперь им приходится взглянуть правде в глаза, так как евангелистские сообщества обрели политический вес (выдвигая кандидатов на государственные посты в таких странах, как Бразилия) и собственные СМИ (начав радио– и телевещание во многих странах мира). Ни католическая церковь, ни основные протестантские конфессии не изобрели противоядия ни от экспансии этих мелких и быстрых соперников, ни от бегства своих прихожан, что далеко не лучшим образом сказывается на размерах получаемых пожертвований и делает католицизм не столь востребованным.

Почему так происходит? Отчасти вина за этот неуспех лежит на догмах и на способности евангелистских течений предложить повестку, основанную на идее благосостояния и ярком ритуале – сопровождаемом чудесными исцелениями, избавлениями и так далее, – что резко контрастирует с аскетичными и однообразными богослужениями у католиков. Но ключевое преимущество, то самое, что делает возможными все остальные, лежит в организационной плоскости. Трансформирование содержательной и церемониальной компонент христианства – не что иное, как проявление серьезного упадка власти крупных иерархических, централизованных образований в пользу целой плеяды небольших и подвижных автономных игроков, сравнительно недавно заявивших о себе.